Хороший парень, финишировавший первым

    В «формуле-1», как впрочем, и в других видах спорта, к поговорке «хорошие парни финишируют вторыми» давно относятся как к аксиоме (то есть к истине, не требующей доказательств). Дэмон Хилл - первый в истории «ф-1» чемпион, сын чемпиона -справедливость подобного утверждения оспорил. Хороший парень Дэмон Хилл стал чемпионом мира. Признаюсь честно: не помню, чтобы чью-либо еще победу люди принимали так, как эту. Если бы такое было возможно, Дэмона пронесли бы на руках по всему миру - и в этой толпе были бы и представители прессы, и телевизионщики, и даже... его соперники (не все, конечно, но некоторые - точно). Нечто похожее мир «Ф-1» пережил, возможно, лишь прошлым летом, когда первую (и до сих пор единственную) победу в «Гран-при» на автодроме имени Жиля Вильнева в Канаде одержал Жан Алеэи.

    Парадный фрак сидит на нем так, словно он в нем родился. Пропотевший гоночный комбез смотрится, как изысканный смокинг от Версаче. Почти никогда не покидающее его чисто английское чувство юмора, тонкое и острое, заставляет соперников зачастую чувствовать себя рядом с ним неуютно. Может, именно поэтому Дэмон редко позволяет себе пользоваться этим оружием... А его приверженность принципам «фэйр-плэй», которая вчера вызывала удивление и смех, сегодня - объект поклонения: стать чемпионом в «Ф-1», виде спорта, буквально созданном для интриг, ни разу (ни разу!) не позволив себе нечестного приема, до Хилла не удавалось, видимо, никому.

    А ведь в самом начале его карьеры в «Уильямсе» интерес вызывал разве что размер его обуви: бог мой, у сына Грэма Хилла такие большие ноги! За исключением этой черты, пресса не уделяла слишком много внимания странному, нетипичному долговязому новичку, слишком поздно - и так странно - пришедшему в автоспорт: место призового пилота досталось скромному тест-драйверу «Уильямса» после того, как в очередной раз рассорились две звезды, Ален Прост и Айртон Сенна. И кто мог предположить тогда, осенью 92-го, что именно в гонщицкой судьбе этого парня словно бы не от мира сего («Он ошибся временем, он опоздал родиться! - трезвонили вокруг, - Во времена его отца он еще мог бы преуспеть, а здесь... Его съедят - и косточек выплевывать не станут!») странным образом сойдутся, переплетутся и продолжатся судьбы «братьев-врагов». Не о Жаке Вильневе, не о Дэвиде Култхарде, не о Мике Хаккинене или Михаэле Шумахере - о Дэмоне Хилле говорят: «Быстр, как Сенна. Расчетлив, как Прост».

    Я никогда не забуду «Гран-при Испании» 1994 года. Первый выигранный «Уильямсом» в тот страшный год •Гран-при». Никогда не забуду, как на стенде команды возле мониторов рыдали, ничего не стесняясь, Эдриан Ныои и Дики Стэнфорд, как от боксов к мониторам и обратно курсировал улыбающийся Патрик Хед: он не плакал, но глаза все равно были мокрыми... В 94-м, взвалив на плечи ношу лидера попавшей в жутчайшую ситуацию команды, он... проиграл чемпионат с разницей в очко. Годом позже - опять поражение. Ему навязали имидж «красиво проигрывающего» - и понемногу он научился не выискивать в газетах комплименты себе. Их было мало. Очень мало! Но со временем даже Дэмон, кажется, понял, что ядовитые стрелы, которые приберегал для своего главного соперника Михаэль Шумахер (рассыпавшийся комплиментами в адрес постоянно проигрывавших ему Хаккинена, Френцена, Култхарда и К°) - не что иное, как признание таланта.

Ольга ЛИНДЕ

Телефонный звонок а номере небольшого отеля в Снеттертоне (графство Норфолк) раздался в половине девятого утра.

Алло... - голос поднявшего трубку мужчины звучал хрипловато и не слишком приветливо.

Потом, много позже, уже после того, как родившийся 17 сентября 1960 года мальчишка, сын Грэхэма и Бет Хилл, был окрещен в кафедральном соборе Святого Павла в Милл-Хилд, одном из самых комфортабельных районов Лондона, недалеко от квартиры, где жила чета, и иаречен Дэмон Грэхем Деверо Хилл, счастливый Грэм, смеясь, рассказывал: «Бет долго уверяла меня, что моя первая реакция на ее звонок была именно такой. На самом деле не думаю, что я был так бездушен. Рождение сына доставило мне большую радость». В тот день, когда измученная родами жена ни свет ни заря вытащила его из постели, Грэм Хилл должен был стартовать в очередной гонке на автодроме в Снеттертоне. «Отца чаще всего не бывало дома, — вспоминает его сын. - И достаточно большое количество времени меня совершенно не интересовало то, чем он занимается. Например, я был совершенно уверен, что выигрывать «Гран-при Монако» - это его работа, и в том, что он делает ее хорошо, я не видел ничего удивительного! Однажды мы с мамой и сестрами гостили у наших друзей в Кенте. Я играл в саду с сыном хозяев Ником, когда мама вышла на террасу и позвала: «Иди посмотри, как папа выигрывает в Монако!» Я ответил: «А можно я лучше тут поиграю?» Мама настояла, и мне пришлось сесть к телевизору. Мне было восемь лет, и все, что я запомнил, это как красно-золотой «Лотус 49» прошел поворот «Гэзуорк» раньше всех остальных машин. Это не произвело на меня никакого впечатления!»

(Пауза.) В детстве не задумываешься ни о чем подобном, потому что в детстве все просто: отец - лучший, поскольку он — твой отец. Помню, однажды я поставил маму в тупик одним вопросом: «Ма, у кого бы мне тут автограф взять?» Это было в Монце -на гонке в Монако мы с отцом не были ни разу, а вот Монцу посещали регулярно, потому что она совпадала с семейными каникулами. Отец был двукратным чемпионом мира, вокруг него постоянно толпился народ, а для меня это ничего не значило! Зато я для него был гордостью - он частенько называл меня лучшим своим произведением и постоянно хвастался мною перед друзьями. Честно говоря, первые пятнадцать лет моей жизни я провел в весьма привилегированном обществе! Двукратный чемпион мира Грэхэм Хилл погиб в авиакатастрофе 29 ноября 1975 года. Его личный Piper Aztec (купленный на призовые после победы в «Инди-500»-65) в страшном тумане задел верхушки деревьев на подлете к аэропорту Элстри и рухнул на поле для гольфа. Погибли все пассажиры - сам Грэм, бывший за штурвалом, молодой английский пилот Тони Бриз, на которого Грэм, находившийся на стадии создания собственной команды в «Ф-1», возлагал большие надежды, дизайнер Эндй Смоллмэн, менеджер Рэй Бримбл и два механика будущей «Хилл рэйсинг» Тони Элкокк и Тони Ричардс. Страховая компания, обнаружив какие-то неувязки в контракте, отказалась выплачивать страховку, и вдова Грэма Бет Хилл, чтобы покрыть издержки и восстановить доброе имя мужа, продала все, что можно было продать, выплачивая необходимые суммы семьям погибших. Бэт и трое ее детей, Бриджит, Дэмон и Саманта, после нескольких лет, проведенных в комфорте и относительной роскоши, оказались на грани нищеты: 25-комнатный особняк в Шенли пошел с молотка. «Денег, - вспоминает Дэмон, - в это время хватало лишь на еду и обучение». Смерть отца стала для Дэмона шоком: «Он провел в гонках самые страшные годы - 60-е и 70-е, когда смерть могла последовать на любой гонке! Но он ушел из гонок целым и невредимым - только за тем, чтобы погибнуть в авиакатастрофе...» Бет Хилл решила, что Дэмону просто необходимо какое-то время побыть вне дома: «Ему нужно было мужское окружение, чтобы освободиться от нас, трех несчастных зареванных и покинутых женщин». Несколько месяцев Дэмон провел в Штатах, в семьях Дана Герни и Фила Хилла, соперников и друзей своего отца. Он вернулся странно повзрослевшим и так похожим на Грэма! - вспоминает Бет Хилл. Однажды (мы уже жили в Сент-Олбэнс) он куда-то унесся на своем мотоцикле, потом вернулся домой. «Где ты был?» - спросила я. Он обернулся, поднял щиток своего шлема, наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, и, улыбаясь, ответил: «Я выходил, мама». У меня остановилось сердце — так всегда отвечал Грэм... В гонках и в жизни отец всегда старался идти своим собственным путем, - говорит Дэмон. - Теперь и я стараюсь делать то же. Но в том, что касается семьи и детей, отец научил меня тому, как не надо делать. Он погиб, когда мне было 15 и я только-только начал по-настоящему узнавать его. Все, что мне осталось - это короткие отрывочные воспоминания: его ведь всегда не было дома! Мы так страдали от этого, мои сестры и я. И теперь я всегда стараюсь больше времени проводить с Джорджией и детьми, участвовать в их жизни и забавах, наблюдать за тем, как они растут. Старший сын Дэмон и Джорджии, восьмилетний Оливер, родился со страшным диагнозом - синдром Дауна.

Я была очень молода тогда, - говорит Джорджия, по профессии модельер, а по жизни - милая, умная и красивая женщина, с которой Дэмон познакомился в 81-м году на какой-то вечеринке («Это было как взаимное озарение!» - вспоминает он), а предложение сделал лишь семь лет спустя («Джорджия - это, без сомнения, самое мучительное и самое красивое завоевание Дэмона», - комментирует известный зубоскал и большой друг Хилла Эдди Джордан, на чьих глазах протекал весь роман, ибо Дэмон выступал за команду Эдди в «Ф-3». - Прим. О.Л.). А врачи не нашли никакого риска в моей беременности. И не назначили никакого специального обследования. Сегодня я не жалею о том, что они этого не сделали, ведь в противном случае у нас с Дэмоном не было бы Оливера. А тогда... После родов я проплакала 48 часов, меня посещали мысли о самоубийстве, и я не знаю, как бы я пережила случившееся, если бы рядом не было Дэмона. Он возился с малышом все то время, пока я пыталась собрать себя по кусочкам, кормил, пеленал и умудрялся еще и шутить... В марте этого года Оливеру исполнилось восемь, и он — наша гордость. Мы безумно любим его еще и потому, что он заставил нас повзрослеть, научил думать не только о нас двоих и дал понимание того, что жизнь, какая бы сложная она ни была, прекрасна. Впрочем, это было откровение, видимо, только для меня Дэмон всегда был старше меня в понимании жизни и умении переносить горе и невзгоды. Но мы оба росли вместе с Оливером, поддерживая его с двух сторон, и стали еще ближе друг другу, чем были раньше.

Карьера гонщика - это, конечно, серьезно, но дом, дети и Джорджия - это все-таки для меня главное. После гонки или тестов я сажусь в первый же самолет - и мчусь к ним, к Оливеру, Джошуа, который младше брата на два года, и Табите, которая родилась летом прошлого года. Между прочим, я уже пообещал Джошу, которого за уши не оттащишь от разных машин, взять его с собой на гонку в Монако. А что касается Табиты... Она из меня просто веревки вьет - и я счастлив.

Ну как она может к ним относиться, если сама в свое время отправила меня в школу в Уинфилде! (Миссис Хилл показалось, что ее увлекающийся мотогонками сын будет в большей безопасности, если сменит два колеса на четыре, и она настояла, чтобы Дэмон прекратил участие в мотогонках. - Прим. О.Л.) Впрочем (задумывается).. Она не смотрит гонки по телевизору в прямой трансляции. Может, не хочет переживать за меня так же, как переживала за отца.

Если вы ожидаете в ответ услышать: зимой в Дублине родился новый Хилл, то не дождетесь. Потому что это неправда. Просто я очень хорошо подготовился к сезону и сделал все для того, чтобы иметь на руках необходимые козыря для борьбы в чемпионате. А. если говорить огкровенно, то изменился я не замой, а ооеныо прошлого года, в тот момент, когда чемпионат—95 для меня закончился. В Австралии я как-то очень остро ощутил что-то новое в себе.

Вообще-то иногда испытывал. Но в самые ответственные моменты схема не срабатывала. Дело в том, что способ, которым я пользовался для построения своей карьеры, сделал меня большим индивидуалистом. И вовсе не так просто, как может показаться, сегодня возвращаться назад. Но я стараюсь. К тому же я пытался больше полагаться на команду, больше доверять ей вместо того, чтобы, как раньше, пытаться всего достичь, полагаясь лишь на самого себя. Я со своей дурной привычкой к самокритике теперь стараюсь быть более снисходительным к себе.

А я никогда ничего подобного себе не говорил! Просто вкалывал - и не позволял себе останавливаться. Я осознал опасность остановки еще в 89-м году и с тех пор на каждую гонку выхожу так, словно она - последняя и самая главная в моей жизни. Наверное, поэтому постоянно прогрессирую, хотя многие смеялись над тем, что по-настоящему в «Ф-1» я дебютировал в 32 года. И еще я совершенно точно знаю, что мне никто ничего не должен. И для того, чтобы чего-то достичь, нужно просто быть лучшим. А нужно это только потому, что в этом виде спорта выживают сильнейшие.

(Слегка смущенно) Правда? Приятно слышать. Я много работал с ним, когда был тест-пилотом в «Уильямсе». Риккардо из тех парней, которых становится все меньше и меньше в нашем спорте. Он настоящий джентльмен.

У меня? Роскошное? Ну, две машины — два «Рено», «Эспас» и «Лагуна». Приятный дом в славном квартале Дублина. И я достаточно свободен в деньгах, чтобы строить плавы на каникулы, которые собираюсь провести с женой и детьми... Это превосходно! Что еще? Недавно подарил Джорджии колье от Картье. Я люблю красивые вещи, и больше всего в них меня интересует то, что они красивые, а не то, сколько они стоят.

Было бы здорово собрать коллекцию мотоциклов! Но у меня их уже несколько, а вот времени, чтобы ими заниматься, нет. Я их только привел в порядок, так что они теперь стоят в гараже - такие красавцы! На самом деле я даже боюсь ими пользоваться (смеется).

Наши отношения не изменились с начала сезона - они и сегодня так же хороши, как в Мельбурне. Ведь между нами все было просто: основная цель «Уильямса» — победы, Жак стремился к ним со своей стороны, я - со своей. Ни он, ни я не видели в этом ничего ненормального.

А как вы работали, например, над настройкой машин: каждый в своем углу - или делились информацией?

Ваше детство и детство Жака чем-то сродни: вы оба - сыновья гонщиков, и у обоих отцы погибли достаточно давно... Это вас как-то сближало?

Начнем с того, что всегда нужно быть очень осторожным, говоря о близости между двумя гонщиками. Мы ведь тут в первую очередь все друг с другом соперничаем, знаете ли... С другой стороны, есть устойчивое взаимное уважение, хотя внешне оно никак и не проявляется. А потом... Жак ведь, как и я, занимается гонками для самого себя, а не для кого-то еще, вы понимаете, о чем я? Впрочем, общее у нас есть - оно в отношении к «Формуле-1». Жизнь пилота нам обоим близка и понятна, потому что этой жизнью жили наши отцы, и этим духом мы пропитаны насквозь. Нас совершенно не пугает мир автогонок, ни меня, ни Жака невозможно чем-то в нем удивить - мы не смотрим на него глазами, осоловелыми от счастья! Конечно, это чистой воды совпадение - то, что мы, сыновья погибших гонщиков, оказались в одной команде. Зато мне легко понять все, что пережил в своей жизни Жак, и все, что с ним происходит сейчас.

Мы не садились друг против друга, чтобы поделиться сокровенным, если вы это имели в виду. Между двумя пилотами, особенно если они ездят в одной команде, ничего подобного происходить не может: чтобы адекватно принимать происходящее, нужно держаться друг от друга на некоторой дистанции. Впрочем, Жак иногда позволял себе подшучивать над моим возрастом - я все-таки на одиннадцать лет старше, но весьма тактично. Я тоже не оставался в долгу. На самом деле мы прекрасно ладили. Даже несмотря на то, что пресса до предела накалила атмосферу. Между нами всегда были здоровые отношения. Жак отличный парень, он прям, честен и очень профессионален. Он хочет стать чемпионом. И непременно им станет. Но... (Пауза, затем улыбка) Я все-таки быстрее его!

Но больше всех этого ждет один пожилой человек. Это Аллан Холлис, координатор производства на фабрике «Уильямс Гран-при инжиниринг» в Гроуве. Только вот он ждет ухода Дэмона из гонок совсем по другой причине. «Тридцать лет назад я держал на руках этого симпатичного мальчишку, сына Грэма...» - говорит Холлис. Ведь тридцать лет назад, задолго до того, как начать работать с машинами сына, он был механиком отца в команде ВРМ. И мистер Холлис говорит себе, что история, которую так красиво возрождает Дэмон, станет еще красивее и, может быть, даже чуточку похожей на волшебную сказку, если закончится словами - про Дэмона и Джорджию: «Они жили долго и счастливо - и...»

Конечно. Как и любой гонщик. Но я обещал Джорджии, что закончу гоняться в 2000 году!